How could it hurt you when it looks so good?
Приехали в пятницу, как-то нелепо, ни хостела, ни билетов не было. Билеты купили на вокзале. Час десять ехали на поезде - до Шанхая быстрее добираться, чем до моего универа от моего дома в Мск - и были там уже вечером. В один из хостелов нас не взяли, не было коек в мужской комнате, а я был внезапно с хипстером. Взяли в другой. Приехали, вписались. И поехали к Бренди.
От самого вокзала волшебно. Где-то там, внизу, была цитата, говорившая, что Шанхай - зверь, питающийся человеческими душами. Когда мы приехали, меня захватило совсем другое чувство - чувство, что этот огромный, невероятный зверь обнял меня своими лапами, закрыл со всех сторон. И ничего плохого не может случиться. Все эти дни это не было катарсисом или откровением. Мой разум нашёптывал: "Эй, посмотри, здесь ведь всё так же, как везде, это ведь просто обычный город, ничего особенного, вот и люди вокруг тебя так говорят". А сердце не рвалось из груди, не вопило о чём-то, застряв в горле. Оно просто знало: здесь всё особенное, и волшебство разлито в воздухе, и это моё волшебство, то самое, с которым мы подходим друг другу так правильно. И мне было плевать на разум. Это не было нервным "наслаждайся, ну же, у тебя всего день, чуть больше, выжми всё из него!" Нет. Это было словно взять давно знакомый и хорошо отлаженный инструмент, или быть этим инструментом, который взял тот, кто умеет на нём играть. Это было, словно можно просто закрыть глаза и раствориться, но не чтобы потерять себя, а чтобы стать больше, полнее.
Мы увиделись с Бренди и познакомились с её мужчиной. Она всё так же прекрасна, хотя из party-girl стала совсем бизнес-леди. И потом они подбросили нас до хостела, и мы спали, а те, кто снимал две другие кровати, так и не появились, и от них были только две бутылки из-под какого-то иностранного алкоголя и мужские носки в углу. Смятые одеяла. За окнами проходила надземная ветка метро. Мне было тепло. Всё время. И тепло до сих пор, словно Шанхай греет меня, укрыв в своей густой шерсти.
На следующий день были утром на выставке Неистового Цю, и было хорошо. Случайно попали в какой-то отель, и смотрели на съёмки какой-то передачи, отодвигая оторвавшийся край рекламы под потолком. Потом я долго гулял по улицам, искал один магазин, но там не было того, что нужно. И я просто ходил по улицам, а там ловили магазинного вора, брили налысо людей опасной бритвой, чинили обувь, играли в карты на деньги, продавали тысячи меховых наушников, псевдо-лего, продавали мини-кроликов и песчанок, кучу разнообразной еды и разнообразных шарфов, чинили велосипеды и машины...
А потом была Нанцзин-лу, было кафе на третьем этаже с видом на неё, было кино, которое я не досмотрел. Была Бренди, на сей раз без мужчины, и был наш любимый с Бренди ресторанчик лапши, в котором всё та же прекрасная тётушка всё так же кричит на посетителей, и всё так же улыбается мне. Она постриглась, но ни капли не постарела. А потом была вписка в хостел, снова, и ночь, в которую к нам кто-то всё стучался, потому что А. заперла дверь на щеколду, и только у меня хватило сил проснуться и открыть дверь, чтобы впустить маленькую, дивную китаянку, которая извинилась и сразу забралась на верхнюю кровать. И ещё было утро, и была куча хлама той девушки, которая занимала комнату, когда мы только приехали, и судя по его количеству, она жила в этом хостеле постоянно. И были высоченные каблуки. И смски с Бренди. И поезд.
Мне тепло даже Ханчжоу.
Это не катарсис, не откровение, не безумие.
Просто мы любим друг друга.
От самого вокзала волшебно. Где-то там, внизу, была цитата, говорившая, что Шанхай - зверь, питающийся человеческими душами. Когда мы приехали, меня захватило совсем другое чувство - чувство, что этот огромный, невероятный зверь обнял меня своими лапами, закрыл со всех сторон. И ничего плохого не может случиться. Все эти дни это не было катарсисом или откровением. Мой разум нашёптывал: "Эй, посмотри, здесь ведь всё так же, как везде, это ведь просто обычный город, ничего особенного, вот и люди вокруг тебя так говорят". А сердце не рвалось из груди, не вопило о чём-то, застряв в горле. Оно просто знало: здесь всё особенное, и волшебство разлито в воздухе, и это моё волшебство, то самое, с которым мы подходим друг другу так правильно. И мне было плевать на разум. Это не было нервным "наслаждайся, ну же, у тебя всего день, чуть больше, выжми всё из него!" Нет. Это было словно взять давно знакомый и хорошо отлаженный инструмент, или быть этим инструментом, который взял тот, кто умеет на нём играть. Это было, словно можно просто закрыть глаза и раствориться, но не чтобы потерять себя, а чтобы стать больше, полнее.
Мы увиделись с Бренди и познакомились с её мужчиной. Она всё так же прекрасна, хотя из party-girl стала совсем бизнес-леди. И потом они подбросили нас до хостела, и мы спали, а те, кто снимал две другие кровати, так и не появились, и от них были только две бутылки из-под какого-то иностранного алкоголя и мужские носки в углу. Смятые одеяла. За окнами проходила надземная ветка метро. Мне было тепло. Всё время. И тепло до сих пор, словно Шанхай греет меня, укрыв в своей густой шерсти.
На следующий день были утром на выставке Неистового Цю, и было хорошо. Случайно попали в какой-то отель, и смотрели на съёмки какой-то передачи, отодвигая оторвавшийся край рекламы под потолком. Потом я долго гулял по улицам, искал один магазин, но там не было того, что нужно. И я просто ходил по улицам, а там ловили магазинного вора, брили налысо людей опасной бритвой, чинили обувь, играли в карты на деньги, продавали тысячи меховых наушников, псевдо-лего, продавали мини-кроликов и песчанок, кучу разнообразной еды и разнообразных шарфов, чинили велосипеды и машины...
А потом была Нанцзин-лу, было кафе на третьем этаже с видом на неё, было кино, которое я не досмотрел. Была Бренди, на сей раз без мужчины, и был наш любимый с Бренди ресторанчик лапши, в котором всё та же прекрасная тётушка всё так же кричит на посетителей, и всё так же улыбается мне. Она постриглась, но ни капли не постарела. А потом была вписка в хостел, снова, и ночь, в которую к нам кто-то всё стучался, потому что А. заперла дверь на щеколду, и только у меня хватило сил проснуться и открыть дверь, чтобы впустить маленькую, дивную китаянку, которая извинилась и сразу забралась на верхнюю кровать. И ещё было утро, и была куча хлама той девушки, которая занимала комнату, когда мы только приехали, и судя по его количеству, она жила в этом хостеле постоянно. И были высоченные каблуки. И смски с Бренди. И поезд.
Мне тепло даже Ханчжоу.
Это не катарсис, не откровение, не безумие.
Просто мы любим друг друга.